Дети блокадного Ленинграда - все они, когда город оказался в кольце, были в возрасте от пяти до шестнадцати лет. В их памяти навсегда останутся страшные воспоминания о холоде, голоде и бесчисленных людских смертях. Казалось бы, совсем недавно мы сообщали в нашей газете о славном юбилее Веры Борисовны Колпаковой - 16 февраля 2022 года ей исполнилось 95 лет. Тогда она получила поздравления от президента России В.В. Путина, губернатора Ленинградской области А.Ю. Дрозденко, главы администрации Кингисеппского района Ю.И. Запалатского. От Совета ветеранов Кингисеппского района Веру Борисовну поздравили Г.И. Агров и А.В. Краснова.
И вот уже в нынешнем году, несколько дней назад, Веру Борисовну лично поздравили губернатор Александр Дрозденко, глава Кингисеппского района Елена Антонова, глава администрации Юрий Запалатский.
Вот что вспоминала, давая интервью для книги «Дети войны», сама Вера Борисовна:
- Я родилась в Киеве, но в 1931 году мать с отцом разошлись, и мы переехали в Ленинград. Мама осталась одна с четырьмя детьми: два старших брата — Виктор 1921 года рождения и Вова 1924-го, я и годовалая сестрёнка Манечка. После переезда жить было очень тяжело, есть нечего. Мама встала на биржу труда, а нас сдала в детский дом, с собой оставила только маленькую Манечку. В 1934 году мама устроилась на фабрику «Скороход», и ей дали комнату на Сызранской улице. Она забрала нас домой.
Я окончила восемь классов. Училась в школе № 1 в Благодатном переулке. Потом на Кузнецовской улице выстроили новую школу, и я перешла туда. Сейчас от нашего дома начинается Парк Победы.
Когда началась война, мне было четырнадцать лет. Сначала больших обстрелов не было. Мы, подростки, дежурили на чердаках, тушили «зажигалки» — брали зажигательную бомбу и кидали в песок. Ничего не боялись. Нас, ребят, отправляли в сторону Пулковских высот, мы копали окопы и траншеи.
Потом уже начались сильные обстрелы. В одну из бомбёжек выбило стёкла, и мы переехали на Сапёрный переулок к маминой сестре.
Карточки сначала были более-менее, а потом всего по сто двадцать пять грамм хлеба. Мама и тётя работали. Я сама ходила на Неву за водой, возила саночки — брала вёдра, крышечки, чтобы вода не расплескалась. Были проруби, и весь район ходил за водой.
Брат Виктор в 1941 году ушёл добровольцем в армию, дошёл до Берлина, вернулся в 1947-м году с женой. Брат Вова учился в ремесленном училище, служил на барже, они находились у Валаама, когда началась бомбёжка, одна бомба попала в баржу, и он погиб.
Один раз моя Манечка вот что задумала. Встали мы утром, а карточек нет. Мама спрашивает, где они. Я везде ходила, а сестрёнка лежала, поэтому мама подумала на меня. А Маня говорит: «Не ругайте Веру, это я карточки спрятала в книжку естествознания. Я хотела одна всё купить и съесть». Так было голодно, что и вспоминать страшно, люди голову теряли от голода.
Весной я ходила в Таврический сад рвать траву — лебеду, крапиву. Из лебеды делали лепёшки, из крапивы варили суп. Из столярного клея готовили студень. У меня была дистрофия третьей степени.
Люди умирали прямо на улицах, их собирали в общую могилу на Пискарёвку. Сестрёнка умерла 9 января 1943 года, мы завернули её в простыню и на саночках отвезли на набережную, где сжигали умерших, я видела, как её тело отправили в печку. Мама набрала в мешочек пепла, и мы вернулись домой.
Тётя Нюра, мамина сестра, работала на фабрике «Красный треугольник». Помню, как мы с ней ходили в церковь. Всю войну там шли службы, и мы слушали, молились. Жили мы все вместе, и однажды стук в дверь, открываем, а там дворник — спрашивает, не наша ли родственница лежит на улице. Мы вышли посмотреть и увидели тётю Нюру. Она уже была совсем истощена и упала. Мы кое-как, общими силами, занесли её в дом, накормили «супом» — водичкой с крупинками, больше ничего не было. Кое-как выходили.
Однажды я увидела объявление и пошла учиться в ремесленное училище. Оно располагалось на Песочной набережной, 21, а общежитие — на проспекте Карла Либкнехта (сейчас это Большой проспект Петроградской стороны). В столовую ходили в Ботанический сад. Я получала в училище двести пятьдесят грамм хлеба. В столовой кормили супом, сваренным из травы. Ещё давали перловку. Я была старостой группы, училась на столяра. Мы делали нервюры для самолётов, счётчики для автоматов, тумбочки для госпиталей. Группа была небольшая. После учёбы ещё ходили дежурить в госпиталях: помогали раненым, подавали попить, лекарства.
После открытия Дороги жизни стало полегче. В город начали поступать продукты, их везли по Ладоге. По карточкам можно было уже получить крупу, американскую тушёнку, сахар, вино. Вино меняли на хлеб.
Когда прорвали блокаду, было столько радости — все кричали, даже визжали. Я видела салют. В 1944 году обстрелов стало меньше. Но в один из последних маму ранило в ногу, её положили в госпиталь. Я пришла домой, мамы нет, сижу жду. Потом кто-то пришёл и сказал, что она ранена и лежит в больнице Коняшина.
Когда война кончилась, все целовались друг с другом, даже с незнакомыми, настолько радостно было! По карточкам давали всё больше продуктов, несколько раз снижали цены, а потом карточки и вовсе отменили.
После войны маме дали комнату на Сапёрном переулке, 10, а потом — трёхкомнатную квартиру на проспекте Энтузиастов.
Я окончила училище, стала столяром четвёртого разряда. Один раз ехала в трамвае и увидела объявление, что Ленинградский техникум общественного питания набирает студентов, так я пошла учиться на повара. Проходила практику в столовой на Чайковского, 17.
В 1949 году вышла замуж за шахтёра, и мы переехали в Пермь, потом - в Сланцы, а затем уже – в Кингисепп. Сорок шесть лет я отработала в общепите, всегда была активисткой, участвовала в художественной самодеятельности. С мужем мы вырастили четверых детей.
Берегите себя, будьте честны с собой и другими!
Информ-«Время»
На снимке: В.Б. Колпакова
Фото Александры Лисициной
